Он смотрел на землю внизу, словно человек, изучающий хорошо составленную карту. Спустившись пониже, он пронесся над лесами к востоку от озера Кристалмир и дальше, над низкими холмами, что опоясывали Равнины Дергота, которые гномы называли Равнинами Смерти.
Темная Ночь был послан Верминаардом к Рилгару в Торбардин. Если гном примет предложения Верминаарда, его вскоре будут называть Повелителем. А он, конечно, примет предложения. Гном этот был хитрым, самолюбивым, злобным и едва ли не сумасшедшим. Душа у него почти такая же черная, как у черных драконов. Сейчас Рилгар с нетерпением ждал посланника из Пакс Таркаса. Севрист должен будет какое-то время служить новому Повелителю.
Дракон был как бы подарком Верминаарда Рилгару. А у всех его подарков обязательно есть зубы. Даже сейчас, собираясь сделать Рилгара Повелителем, Верминаард уже думал о том, где в Гномских горах будут стоять солдаты его армии. О да, он намеревался впоследствии сместить Тейвара, самому узурпировать власть и провозгласить Торбардин своей крепостью. Севрист все это знал. Знал он и еще кое-что.
Ветер был пронизывающе холодным, но это черному дракону было приятно. Темная Ночь, улыбаясь, летел над болотами и лесами, над равнинами и горами и вот очутился уже в окрестностях Торбардина.
"Что верно, то верно, — думал дракон, — у всех подарков Верминаарда есть зубы, а мои, разумеется, острее других".
"Пусть гном сделает то, что должен сделать, — сказал Верминаард дракону. — А ты должен оказывать ему любую помощь, которая ему понадобится. Ну а когда Совет Танов перестанет существовать, то…"
Что ж, спасибо Верминаарду за развлечение. Дракон произнес магическое заклинание страха и тьмы. Сегодня ночью в темной пещере под Торбардином, он будет сладко спать, и ему приснятся гномы — жалкие создания, в страхе умирающие неизвестно из-за какой болезни…
Глава 11
Холодный ночной ветер пролетел над долиной, встряхнул ветки сосен и обрызгал дождем белый лед, лежащий на плечах горы, в каменных недрах которой находился Торбардин.
Женщины с детьми на плечах и мужчины, в глазах которых уже почти погасла надежда на помощь, стояли у подножия горы со стороны Южных ворот. Совсем немногие, поеживаясь от ночного холода, с интересом разглядывали ворота, большинство на них и не смотрело — они чувствовали только усталость и холод.
И вдруг послышался детский смех. Так странно и так неожиданно! Но ведь дети есть дети, они не могут обойтись без шалостей, как бы ни устали.
Несколько часов назад восемьсот человек со страхом подходили к воротам гномской крепости, они боялись, что их надежды окажутся тщетными: гномы не дадут им приюта.
В долине мелькали огни — слабые светлячки, подобные маленьким мерцающим звездочкам. Дым костров плыл в воздухе и серым покрывалом ложился на реку.
Все понимали: предстоящая ночь будет ночью ожидания и молитв. Понимали также и то, что эта ночь будет бессонной для их представителей на Совете Танов Торбардина: Таниса Полуэльфа и Женщины с Равнин — Золотой Луны. Смогут ли они убедить Совет предоставить убежище беглым рабам?!
Хорнфел любил своих подданных. Он восхищался их искусством, радовался их преданности роду и клану, восторгался воинской доблестью, высоко ценил их упорство, их жажду свободы и независимости.
Именно свою независимость, а не отсутствие уважения проявил старый седой воин Девара, охраняющий Южные ворота, когда увидел подошедших к нему на рассвете двух танов. Он лишь на мгновение повернулся к ним, коротко кивнул и снова стал всматриваться в рассветную мглу.
"Они нисколько не боятся своих правителей, — думал Хорнфел. — Никто не кланяется и не преклоняет колени. Они уважают своих танов потому, что мы тоже да их рода".
Хорнфел улыбнулся, взглянув на своего спутника, — тот смотрел на стражей, охраняющих ворота, без улыбки. Он, Гнейсс из Девара, отвечал за охрану Южных ворот, и Хорнфел, хорошо знавший своего друга, понимал, что тому хочется, чтобы его подчиненные не посрамили бы его перед таном Хайлара. Когда придет время Торбардину вступить в войну, именно деварцы станут авангардом гномской армии. И Гнейсс верил в своих воинов.
Хорнфел задумчиво слушал звон брони и оружия, стук сапог о камень, слышал приказы, которые отдавал капитан охраны, видел Гнейсса, идущего вдоль стены и вглядывающегося в долину далеко внизу. Холодный ветер обдувал стену. Рожденный в горах, ветер нес запах сосновых лесов и покрытых льдом озер. На тысячу футов ниже ворот лежали альпийские луга. Эти луга, сейчас позолоченные восходящим солнцем, были одними из самых плодородных в Харолисовых горах, но гномы здесь ничего не выращивали — они кормились от ферм, расположенных в пещерах внутри горы.
— Взгляни, Гнейсс, — сказал Хорнфел, показывая рукой на луга. — Восемьсот человек вполне могут, нисколько нам не мешая, прокормиться на лугах и в долине.
Гнейсс фыркнул.
— Ты снова об этом?
— Не только об этом, мой друг. Мы не можем больше откладывать решение их участи. Ты сам принес мне известие о том, что пограничные патрули уже видели беглых рабов у наших ворот. Надолго ли хватит терпения восьмистам голодным и напуганным людям? Пока они мирно ждут решения Совета. Но они не смогут ждать долго, нет, не смогут.
— Что это должно значить? — Гнейсс отвернулся от стены, неожиданно сжал кулаки, в глазах сверкнул гнев. — Принять их иди драться с ними? — Он показал на долину. — Эти луга скоро покроются снегом, а снег скоро станет красным от крови людей. Попробуй-ка убедить Совет…
Хорнфел ответил, осторожно подбирая слова:
— Но сам ты принял какое-то решение или ты думаешь, как Рилгар и Ранс?
— Я думаю так, как я думаю! — рявкнул Гнейсс.
Снег ложился на его каштановую бороду большими хлопьями. Повернувшись спиной к долине, не принимая предложения поселить людей так близко от Торбардина, он стал смотреть на стражей, наблюдавших за окрестностями. Глаза его сузились. Хорнфел никак не мог понять: не загипнотизирован ли Гнейсс Рилгаром.
— Скажи мне, что ты думаешь, Гнейсс? Сейчас мне приходится обо всем лишь гадать, и ни одна из моих догадок не кажется мне правильной.
Гнейсс, все еще глядя на стражей, покачал головой.
— Я думаю, что мои воины вынуждены будут воевать на земле, далекой от этих гор — от гор, где мы родились. Я думаю, что они будут умирать на войне, до которой им нет никакого дела.
Старый довод! Хорнфел уже устал отвечать на него, он просто не знал, что еще можно сказать, кроме того, что уже говорил на бесчисленных заседаниях Совета. И еще — он не хотел говорить, пока Гнейсс не успокоится.
— Теперь это наше дело, Гнейсс. Восемьсот беглецов — у наших ворот. Только что ты сказал, что скоро эти луга будут залиты их кровью. Но они нам не враги. Наш враг — Верминаард. Он изгнал эльфов из Квалинести, он захватил Пакс Таркас. Верминаард поработил людей и теперь то же хочет сделать с нами. Когда он захватит Харолисовы горы, он захватит весь север и восток континента. Если ты считаешь, что он не вознамерится захватить и Торбардин, то, я думаю, ты не годишься в военачальники.
— Мне тяжело слышать твои слова, Хорнфел, — холодно произнес Гнейсс.
— Времена сейчас тоже тяжелые, друг мой. Если мы не сумеем как Можно скорее принять верное решение, Верминаард продиктует нам свое. А я не думаю, что мы сможем жить под его диктовку.
Гнейсс невесело улыбнулся.
— Юмор висельника тебе не подходит.
— И виселица, однако, не должна подходить и тебе.
Девар пристально посмотрел на него.
— Виселица — это для предателей.
— Ты думаешь, Рилгар, если он воцарится в Торбардине, будет называть тебя по-другому?
— Рилгар? Он — ставленник Верминаарда? Прав ли ты, обвиняя Рилгара? Хорнфел пожал плечами.
— Это не обвинение, пока только подозрение, мой друг.
Гнейсс посмотрел вокруг, на горы и луга, на небо, и небо словно бы помогло ему, понять нечто важное. Когда он снова, взглянул на Хорнфела, его глаза горели возбужденно.