Хорнфел поднял голову, а Станах упал перед ним на колени. Гномы ни перед кем не падали на колени уже много-много лет…

Станах заговорил, не думая о том, что он говорит, слова сами шли из сердца.

— Король Хорнфел, Молот твой. Я найду его. И принесу его тебе.

— О, да! — крикнул Лавим, быстро подходя к Станаху. — Это не будет очень уж трудным делом. Всего несколько небольших сраженьицев, кое-какая магия и еще кое-что. Музыкант все-все об этом знает, и мы быстро его найдем.

Станах обернулся:

— Мы?

— Ты, и я, и Музыкант, и… Лавим посмотрел на Кельду, Финна и Кембала, — и еще тот, кто захочет пойти. Я думаю, каждый захочет, потому что… ну, что они будут делать здесь, в Торбардине, когда ты, и я, и Музыкант отправимся за Молотом? На все на это нам потребуется день иди два…

Настала ночь. Сидящий на земле рядом с пирамидой Тьорла Станах посмотрел на Кельду.

— Он говорит: "день или два". — Станах улыбнулся. — Или говорит: "Музыкант сказал".

— Станах, ты веришь ему?

Гном пожал плечами. Ведь это Музыкант провел их через ущелье к Северным воротам. Лавим говорит, что именно Музыкант направлял арбалет Тьорла, когда эльф убил дракона.

Вслух Станах сказал:

— Он был прекрасным стрелком, Тьорл. Но…

Кельда кивнула:

— Ведь было совсем темно. Никто не смог бы попасть в единственное уязвимое место дракона. Должно быть, хорошо думать, что…

Кузнец вздохнул. Должно быть, очень приятно думать, что Музыкант все время был с ними. Да, был… Должно быть, просто замечательно думать…

Станах вдруг нахмурился:

— Итак, я иду за Молотом Хараса, а меня ведет кендер, которого, в свою очередь, ведет призрак? Получается так?

— Мы идем за Молотом.

— Мы? Действительно мы?

Кельда села рядом с ним, но ничего не ответила. Она провела пальцев по камням пирамиды.

— Мне будет его не хватать.

— И мне тоже.

Кельда вдруг повернулась к кузнецу, щеки ее раскраснелись.

— Станах, я уже говорила в подземелье и то же самое скажу сейчас: я пойду туда, куда пойдет Хаук. Я пойду туда, куда пойдешь ты. Я буду помогать вам искать Молот Хараса.

Гном взглянул на висящую над озером могилу Дункана.

Ледяную воду озера чуть рябил легкий ветерок. Звездный свет подсвечивал черную поверхность воды, и у берегов она казалась серой.

Кельда положила свою ладонь на его изувеченную правую руку.

Гном поднялся и помог встать Кельде:

— Теперь нам лучше уйти. Я не помню, чтобы Лавим отдал Хорнфелу флейту. Я уже достаточно наслышался о том, что он с ней делает, и не смогу спокойно спать, пока она не будет в руках у Хорнфела.

Станах шел молча. Кельда шла рядом с ним тоже молча.

Когда он остановился у ворот Торбардина и посмотрел назад, то увидел: на пирамиде Тьорла тень Могилы Дункана.

Ветер снова завел свою песню, и Станах вошел в Торбардин, думая о том, что он всегда должен будет помнить сегодняшнюю песню флейты.

Песня Тьорла

Река привольно течет через лес,
Солнечный свет искрится в ней,
Задумчивый свет струится
С осеннего небосвода.
В морозные зимние дни
Нагие деревья надевают новые украшенья,
Сотворенные изо льда,
Сверкающие, как алмазы.
Воскрешая надежды и чаянья,
Новая жизнь рождается в старых зарослях,
И птенцы шевелятся в гнездах
И смотрят в весеннее небо.
Выпивая росинки с листьев,
В жаркий полдень
На солнечной летней поляне
Легкокрылый танцует ветер.
Хор:
Осень, зима, весна, лето…
Мир прекрасен всегда.
Одинокий, среди деревьев,
Найди красоту у своих ног.

Ник О’Донохью

Полет кинжала

I

Вокруг было тепло и темно. Откуда-то извне донесся мелодичный, приятный голос. “Давай достану”.

Внезапно навалилась тяжесть.

“Не надо. Пускай в нем и торчит. Все равно от вони нипочем не избавиться”, - отозвался писклявый, почти детский голосок.

Стало еще тяжелее. Вокруг было что-то липкое и густое — оно просачивалось сквозь крошечные желобки на клинке. “Лезвие”, - полубессознательно подумал он. “У меня есть лезвие”.

И спустя мгновение пришла новая мысль, — “Я чувствую кровь”.

Кровь был мерзкой, горьковатой, со странным солоноватым привкусом.

Он знал, сам не зная откуда, что ему приводилось пробовать и куда более вкусную кровь, чем эта — более вкусную, чем кровь этого гоблина.

С клинка стекали свежие капли крови. Внезапно все стало на свои места, — “Да ведь я кинжал. Кинжал… и меня воткнули в сердце гоблина”.

Внезапно, словно из ниоткуда, раздался другой голос, каждое слово которого звенело словно разлетающаяся на сотни осколков сосулька. БЕДНЯЖКА, ТЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ. Новый приступ смеха.

Хотя этот голос мог принадлежать кому угодно — камню, трупу, ветру или оружию — кинжалу почему-то сразу показалось, что это была “она”.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЗГЛЯНУТЬ НА СЕБЯ, ЕДВА ОЩУЩАЕШЬ СЕБЯ, И СОВСЕМ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ.

В ее голосе проскользнули нотки презрения к слабым. ТЕБЯ ТОЛЬКО ЧТО НАКОРМИЛИ, И ТЕБЕ ЭТО ПОНРАВИЛОСЬ? — промурлыкала она, — СКОРО ТЕБЯ ПОКОРМЯТ ВНОВЬ, И ТАК БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ ЕЩЕ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ.

Кинжал покрылся мурашками от удовольствия и страха; было в этом голосе что-то такое… Кинжал неловко пошевелился, скрывавшая его кровавая пелена слегка прояснилась и свежие капли скользнули до крестовины рукояти. “Рукоять”, - подумал он. “Должно быть, я и вправду кинжал”.

Я ЖЕ НАМЕКНУЛА ТЕБЕ, ЧТО ТЫ НЕ КИНЖАЛ. МНОГИЕ ПРИНИМАЛИ ТЕБЯ ЗА НЕГО И, ПОВЕРЬ МНЕ, ЭТО СЛУЧАЛОСЬ КУДА ЧАЩЕ, ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, — произнес голос, который был холоднее трупа гоблина.

Кинжал попытался сдвинуться, чтобы услышать больше, но затуманенный разум отказывался повиноваться. С каждым мгновением пошевелиться было все сложнее и сложнее — труп начинал коченеть.

А тем временем его таинственная собеседница продолжала, — ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ДОВОЛЬНО ПОНОШЕННЫМ, СЛОВНО СДЕЛАНЫМ ИЗ СЕРЕБРА. НА КОНЦЕ РУКОЯТИ У ТЕБЯ ИМЕЕТСЯ НАБАЛДАШНИК В ВИДЕ ГОЛОВЫ… — она слегка замешкалась — …ЗМЕЯ. ТВОЯ КРЕСТОВИНА ВЫПОЛНЕНА НАПОДОБИЕ ПАРЫ КОГТЕЙ — ОНИ ОЧЕНЬ ПОХОЖИ НА ОРЛИНЫЕ ИЛИ ЯСТРЕБИНЫЕ. А САМО ЛЕЗВИЕ — ЭТО ХВОСТ В ДЛИНУ ЧТО-ТО ОКОЛО ШЕСТИ ДЮЙМОВ. ВОТ ЧЕРЕЗ НЕГО ТЫ И ПИТАЕШЬСЯ. А ЕЩЕ С ЕГО ПОМОЩЬЮ ТЫ… ДЕЛАЕШЬ КОЕ-ЧТО ЕЩЕ.

Она знает меня, — подумал кинжал, и слегка пошевелил своим хвостом-лезвием. Вновь засочилась быстро остывающая кровь. Кинжал сделал пару глотков.

Я ЗНАЮ ТЕБЯ. ТЫ СДЕЛАН НЕ ИЗ МЕТАЛЛА И НЕ РУКАМИ КУЗНЕЦА. ДАЖЕ Я НЕ УЧАСТВОВАЛА В ТВОЕМ СОЗДАНИИ. КОГДА-ТО, ДАВНЫМ-ДАВНО, ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ТВОЕЙ РАСЫ МОЖНО БЫЛО ВСТРЕТИТЬ ДОВОЛЬНО ЧАСТО.

ТЫ БЫЛ РОЖДЕН, ЧТОБЫ ПИТАТЬСЯ ЗА СЧЕТ ТЕХ, КТО ИСПОЛЬЗУЕТ ТЕБЯ, ВЛАДЕЕТ ТОБОЙ, ИЛИ ИМЕЕТ С ТОБОЙ КАКУЮ-НИБУДЬ РОДСТВЕННУЮ СВЯЗЬ. КРОВЬ ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ; УБИЙСТВО ЭТО ТВОЯ ЕДА; ВОЙНА УМНОЖАЕТ ВАШИ РЯДЫ. КОГДА-ТО ОТ ВАШИХ ПОЛЧИЩ НЕБЕСА ТЕМНЕЛИ РАНЬШЕ ЗАХОДА СОЛНЦА, А ХЛОПАНЬЕ ВАШИХ КРЫЛЬЕВ, КОГДА ВЫ ОПУСТОШАЛИ ДЕРЕВНЮ ЗА ДЕРЕВНЕЙ, БЫЛО СРОДНИ ШУМУ ГРАНДИОЗНОГО ПОБОИЩА.

Внезапно ее тон изменился. НО ЭТО БЫЛО ДАВНО… КОЕ-КТО ВЛАДЕЛ МАГИЕЙ, ПУСТЬ И НЕ ТАК КАК Я, НО ВЛАДЕЛ. Я НЕ СТАНУ НАЗЫВАТЬ ЗДЕСЬ ЕГО ИМЯ. ТЫ И ТВОИ СОРОДИЧИ НА МНОГИЕ ВЕКА ПОГРУЗИЛИСЬ В СОН. БЕЗ ЕДЫ МНОГИЕ ИЗ ВАС ПОГИБЛИ. ТЫ ОДИН ИЗ ПОСЛЕДНИХ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ.

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ОДИН ГЛУПЫЙ КОРОБЕЙНИК ОТКОПАЛ ТЕБЯ И ОТНЕС ДАЛЕКО НА ЮГ В НАДЕЖДЕ ПРОДАТЬ ЗА КРУГЛЕНЬКУЮ СУММУ — ОН ВЫДАВАЛ ТЕБЯ ЗА РЕЛИКВИЮ, УЦЕЛЕВШУЮ ПОСЛЕ ОДНОЙ ИЗ ДО-КАТАКЛИЗМОВЫХ ВОЙН. ЭТО БЫЛО МНЕ НА РУКУ, И ВСЕ ШЛО ПО ЗАДУМАННОМУ МНОЮ ПЛАНУ. НО ЭТОТ ГЛУПЕЦ ПРОДАЛ ТЕБЯ ДВАРФУ — ТУПОЙ, СЛАБОВОЛЬНОЙ СКОТИНЕ, КОТОРАЯ В КОРНЕ НАРУШИЛА ВСЕ МОИ ЗАДУМКИ.