Тот вечер тянулся невыносимо долго. Кит-Канан смущенно стоял, осаждаемый приглашениями на пиры и охоты. Некоторые из дам почтили его вниманием иного рода, если судить по их намекам — полуулыбкам, опущенным с притворной робостью ресницам. Он чувствовал себя словно охотничий трофей, шкуру которого все желали поделить между собой.
К своему немалому удивлению, Кит понял, как сильно ему не хватает печальных бесед с утомленными битвой воинами, которые он вел по вечерам. Единственным источником света им служил дымный костер, и они рассаживались вокруг на корточках, покрытые грязью, неделями не смывая въевшуюся в кожу пыль, и все же насколько более реальными казались они по сравнению с этим помпезным сборищем!
Наконец, звуки фанфар возвестили о прибытии посла гномов и его свиты. Кит-Канан изумленно наблюдал, как Тан-Кар входит в зал в сопровождении колонны из тридцати вооруженных гномов в боевых доспехах. Беспорядочно сбившись в кучу, они промаршировали к трону и остановились, а их предводитель с важным видом приблизился к Пророку.
Во внешности гнома из клана Тейвар было мало сходства с веселым Дунбартом Железной Рукой из клана Хилар, с которым когда-то встречался Кит-Канан. Его насторожили широко раскрытые глаза Тан-Кара, с большими белками и крошечными, словно бусинки, зрачками. «Словно у безумца», — подумал он. Гном был грязен и нечесан, одет в нечищеную тунику и заляпанные сапоги, словно он желал поразить эльфийского генерала своей отвратительной внешностью.
— Пророк потребовал, чтобы я явился, и я пришел, — заявил гном тоном, граничащим с вызовом.
Кит- Канана охватило желание спрыгнуть с возвышения, на котором стоял трон Пророка, и придушить нахальное существо. С большим усилием ему удалось сдержаться.
— Мой брат вернулся с фронта, — начал Ситас, обходясь без формальностей представления. — Я хочу, чтобы ты сообщил ему о намерениях руководства своей страны.
Злобные глазки Тан-Кара изучающе воззрились на Кит-Канана, на губах его заиграла самодовольная усмешка.
— Ничего нового, — резко ответил он. — Моему королю требуются кое-какие конкретные доказательства надежности эльфов, прежде чем он отправит гномов умирать за ваше… дело.
Кит почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо, и выступил вперед.
— Ты ведь, без сомнения, понимаешь, что все старшие народы подвергаются угрозе со стороны Эргота? — требовательно спросил он.
Тейвар пожал плечами:
— Люди сказали бы, что они подвергаются угрозе со стороны эльфов.
— Это они вторглись на земли эльфов! На земли, которые, хочу добавить, граничат с северными областями твоей собственной страны!
— Мне это представляется в ином свете, — фыркнул гном. — И кроме того, в ваших собственных рядах сражаются люди! Мне кажется, это почти междоусобная война. Если люди считают целесообразным вступать в нее, почему гномы должны принимать во всем этом участие?
Ситас в изумлении обернулся к Кит-Канану, но внешне сохранял спокойствие.
— На нашей стороне люди не сражаются. Да, в осажденной крепости есть люди — главным образом женщины и дети, — они укрылись от врага. Это всего лишь невинные жертвы войны. Это не меняет ее характера!
— Хорошо, есть еще более странные вещи, — произнес посол с обвинительным шипением. — Объясни присутствие эльфов в армии Эргота!
— Ложь! — вскричал Ситас, забывшись, и вскочил на ноги. Зал, полный придворных и аристократов, огласили яростные крики гнева и протеста. Телохранители Тан-Кара, рассвирепев, схватились за оружие.
— Целые отряды эльфов, — продолжал гном, игнорируя ропот толпы. — Им не по душе ваша имперская гегемония…
— Это изменники родины! — фыркнул Ситас.
— Все это лишь слова, — возразил Тан-Кар. — Я всего лишь хотел показать, как запутан весь этот конфликт; сейчас вмешательство гномов преждевременно и граничит с безумием.
Кит- Канан больше не в состоянии был сдерживаться. Спустившись с возвышения, он пристально взглянул на гнома, который более чем на фут был ниже его ростом.
— Ты искажаешь истину и своими словами лишь позоришь свою страну!
Он продолжал, и голос его походил на рычание:
— Эльфы, воюющие на стороне Эргота, — отдельные негодяи, соблазнившиеся людским золотом или обещаниями могущества. Даже подобные тебе не могут исказить сути конфликта. Ты извергаешь потоки лжи и извращаешь истину, сидя в безопасности, далеко от фронта; прячешься, словно трус, под одеянием посла. Меня тошнит от тебя!
Тан- Кар с прежней невозмутимостью шагнул вперед и обратился к Ситасу:
— Об этих несдержанных речах твоего генерала я в должных выражениях сообщу своему королю. Это не будет способствовать достижению твоих целей.
— Это новый пример дипломатического поведения, и моему терпению пришел конец. А теперь убирайся! — гневно прошипел Ситас, и в зале воцарилась мертвая тишина.
Если на гнома и произвела впечатление ярость Пророка, он успешно скрыл это. С рассчитанной наглостью он провел свою колонну по Приемному Залу и скрылся за дверями.
— Откройте окна! — рявкнул Звездный Пророк. — Здесь воняет!
Кит- Канан тяжело опустился на ступени помоста, не обращая внимания на удивленные взгляды чопорных эльфийских аристократов.
— Я бы с удовольствием придушил его, — проворчал он, обращаясь к подошедшему брату.
— Аудиенция окончена, — объявил Ситас остальным эльфам, и, когда последний из бесчисленных придворных покинул зал, Кит-Канан озабоченно вздохнул. В огромном зале остались лишь Квимант, близнецы и Нирикана.
— Я знаю, что не должен был позволять ему вывести меня из себя таким образом. Мне жаль, — сказал Пророку генерал.
— Чепуха. Ты сказал то, что я не мог произнести долгие месяцы. Лучше, когда подобные вещи говорит воин, а не глава государства. Насчет его слов — много ли в них правды?
— Очень мало, — вздохнул Кит-Канан. — Мы укрываем людей в крепости, большая часть их — жены и дети Гончих. Если они попадут в руки врага, их ждет немедленная смерть.
— И неужели находятся эльфы, сражающиеся за Эргот? — Ситас не мог сдержать отвращения.
— Несколько негодяев, как я и сказал, — признал Кит. — По крайней мере, так нам сообщают. Я и сам видел одного в неприятельском лагере. Но этих перебежчиков не так много, чтобы мы заметили их на поле боя.
Он застонал и прислонился к стене, вспомнив о высокомерном и агрессивном гноме Тейвар.
— Эта деревенщина! Да, хорошо, что у меня с собой не было меча.
— Ты устал, — заметил Ситас. — Почему бы тебе не отдохнуть немного? Мне кажется, ты еще не привык к этой суматохе пиров, балов и ночных бдений. Мы можем поговорить завтра.
— Твой брат прав. Тебе действительно нужен отдых, — добавила Нирикана с материнской заботой в голосе. — Я прикажу, чтобы ужин принесли к тебе в комнату.
Как и обещала Нирикана, ужин принесли в комнату. Кит-Канан решил, что мать послала распоряжение на кухню, а кто-то с кухни сообщил обо всем заинтересованной стороне. Потому что после стука в дверь к нему вошла Герматия.
— Привет, Герматия, — сказал он, садясь в постели. Он не особенно удивился, увидев ее, и, будучи честным с собой, понял, что не особенно разозлился.
— Я забрала это у служанки, — ответила она, указывая на большой серебряный поднос с хрустальными тарелками и дымящимися блюдами, накрытыми крышками. Снова его поразило это впечатление юности и невинности.
Воспоминания об их любви… Кит-Канан почувствовал внезапный прилив желания — чувства, которое, ему казалось, оставило его навсегда. Он захотел обнять ее и, взглянув ей в глаза, понял, что она желает того же.
— Я встану. Мы можем поужинать, сидя у окна. — Он не хотел предлагать ей выходить на балкон — в ее визите было нечто тайное, не предназначенное для посторонних глаз.
— Лежи, — мягко сказала она. — Я все принесу тебе в постель.
Он сначала удивился ее словам, но вскоре понял, и ужин так и остался остывать на столе.
Наутро
Где- то в середине ночи Герматия выскользнула из спальни, и Кит-Канан был бесконечно благодарен ей за то, что она не осталась до утра. Сейчас, в холодном свете дня, страсть, лишившая их рассудка, казалась лишь зловещей и болезненной случайностью. Пламя, что когда-то горело в их сердцах, нельзя было разжигать вновь.