Судя по другим артефактам, найденным здесь же, футляр попал в Вайретскую Башню не иначе как из Палантасской Башни Высшего Волшебства и должен был датироваться временами самого Хумы. Коробка была, несомненно, упакована в страшной спешке, когда маги, подавившись собственной гордостью, покидали Башню, не рискнув объявить войну всем людям Ансалона. Эту коробку схватил кто-то из случайных магов, и она окончательно потерялась в бурном хаосе Катаклизма.
Пар-Салиан аккуратно счистил с древней обложки книги — единственной книги, найденной в той потерянной коробке, — паутину и мышиные следы, которые частично стёрли и уничтожили когда-то рельефное название. Название, отдававшееся упругими толчками в кончиках его пальцев. Название, гудящим звоном пронизывающее все его тело. Архимаг мягко открыл кожаную обложку.
2
Деревья Вайретского Леса, своенравные магические стражи Башни Высшего Волшебства, выстроились ровными рядами, как солдаты на параде, замерев в строгом молчании. Верхушки безупречно стройных стволов упирались в лохматые низкие облака.
— Почётный караул, — сказал Рейстлин, глядя на них.
— Да, для наших похорон, — пробормотал в ответ Карамон.
Он не любил лес, особенно этот, который был ненастоящим лесом, лесом-бродягой, нигде больше не встречавшимся, лесом, которого не было утром, но который мог объявиться под вечер и окружить тебя со всех сторон, смертельно опасным для тех, кто вступил в него незваным. Силач вздохнул с явным облегчением, когда они, наконец, покинули его своды, а может, это Лес решил покинуть их и не преследовать.
Но как бы там ни было, Лес, исчезнув, прихватил с собой и облака с дождём. Карамон стянул шляпу и с наслаждением подставил лицо жарким лучам солнца.
— Я чувствую себя так, словно не видел солнца целые месяцы, — сказал он, с мрачным видом оглядываясь на оставшуюся позади стену Вайретского Леса, который теперь выглядел как непроницаемая стена чёрных стволов, окутанных белым туманом. — Как хорошо оказаться подальше от этого места. Я ни за что не хочу возвращаться сюда, по крайней мере, пока жив.
— Нет никакой причины возвращаться, Карамон, — произнёс Рейстлин. — Поверь мне, обратно тебя никто не позовёт. Впрочем, как и меня, — прибавил он вполголоса.
— Ну, тогда ладно, — гулко пробасил Карамон. — Я, правда, не знаю, почему ты хочешь вернуться. После всего, что произошло… — Глянул на брата, заметил мрачное выражение его лица, глаза, которые тускло полыхали в сумраке, и заколебался: — После всего… ну всего того, что они сделали тебе… — Карамон потихоньку приходил в себя, оттаивая под ярким солнцем и тёплыми порывами ветерка. Как только он выбрался из-под тени мрачных, насторожённых деревьев магического Леса, он сразу ощутил прежнюю храбрость и силу. — Это все неправильно, Рейст! — наконец сказал он. — Маги сделали с тобой какую-то ужасную вещь, и теперь я смело могу сказать об этом, не боясь, что меня превратят в жука или кто-то пороется в моих мыслях. — Он быстро посмотрел на скачущего рядом Антимодеса, чей белый плащ развевался сейчас по ветру. — Я не хочу сказать ничего обидного… Ты очень много сделал для моего брата и всегда заботился о нас. Но ты ведь мог попросить остальных своих друзей магов, там, в Башне, не мучить Рейстлина. Он же чуть не умер от ваших испытаний. А ты не сделал ничего, даже пальцем не пошевелил!
— Прекрати, Карамон, хватит! — раздражённо проговорил Рейстлин, испытывая неловкость за прямолинейные слова брата. Он с тревогой посмотрел на Антимодеса, но того, казалось, речь Карамона нисколько не задела. Архимаг с улыбкой слушал и даже слегка кивал, словно соглашаясь с ним.
«Сколько можно Карамону вести себя как клоуну!» — раздражённо подумал Рейстлин.
— Ты забылся, брат! Немедленно извинись перед Антимодесом! — рявкнул юноша, но тут же ощутил, как у него перехватило дыхание. Поводья выпали из рук, и он судорожно ухватился за седло, боясь, что от слабости просто свалится с лошади. Свесившись с седла, Рейстлин попытался откашляться — лёгкие горели огнём, словно он снова был тяжело болен, как много лет назад. Юный маг кашлял и кашлял, но воздух упорно не хотел идти в лёгкие, перед глазами заплясало синее пламя. «Это конец! — пронеслась у него в мозгу ужасная мысль. — Я не переживу этого!» Спазм, сжимающий грудь, ослаб внезапно; робкая струйка воздуха просочилась внутрь. Рейстлин вздохнул раз, другой, и мутная пелена начала спадать с его глаз.
Он с трудом выпрямился, нащупал носовой платок и быстро вытер следы крови и желчи с губ, затем тщательно его свернул и сунул обратно в шёлковый пояс, который носил поверх красной мантии, — так быстро, чтоб Карамон ничего не заметил.
Тот как раз спрыгнул со своей лошади и бежал к брату, вытянув руки, чтоб подхватить его, если Рейстлин всё-таки свалится с седла. Юный маг был сердит на Карамона, но сильнее других чувств сейчас оказался приступ мгновенной жалости и злобы на самого себя, такой, что хотелось зареветь во весь голос. «Почему они это сделали со мной? Почему я?» — стучало у него в голове.
Рейстлин бросил на своего близнеца уничтожающий взгляд.
— Я ещё вполне могу сидеть на лошади без посторонней помощи, милый братец! — язвительно бросил он. — Давай извинись перед архимагом, и мы можем двигаться дальше. Но только надень свою шляпу обратно, ты её слишком опрометчиво снял, вот солнце и зажарило те немногие мозги, что у тебя остались…
— Не надо, Карамон, ты меня не обидел, — мягко сказал Антимодес, хотя взгляд его, брошенный на Рейстлина, был весьма мрачным. — Ты воин, и в тебе говорило твоё отважное сердце, вреда от этого нет. Очень хорошо, что ты с заботой относишься к своему брату, я бы даже сказал — в высшей степени похвально.
«Не правда ли, учитель Антимодес? И эти слова — сплошной упрёк мне, — подумал Рейстлин. — Ты ведь все знаешь, не правда ли, учитель Антимодес? Они же позволили тебе наблюдать! Наблюдать, как я убиваю своего брата-близнеца — или что-то, что было иллюзией, как две капли воды похожей на Карамона, — на Испытании. Для меня это неважно, так же как и для тебя. Оба мы теперь знаем, на что я готов пойти и что могу совершить… Теперь я ужасаю тебя, ведь ты не знаешь, как можно меня сейчас использовать. Я уже не юный талантливый ученик, которого можно с гордостью демонстрировать своим собратьям. Ты восхищаешься мной неохотно, как балаганным уродом, скорее жалеешь, но больше не считаешь меня своим учеником…»
Больше никто из них не проронил ни слова. Карамон молча вскочил на коня, и все трое медленно тронулись в путь. С каждой пройденной милей Рейстлину становилось всё хуже, а когда они проехали их уже добрый десяток, последние силы покинули юношу. Едва впереди показалась какая-то деревня, он слабым голосом сказал, что ехать больше не в состоянии. Одни Боги знают, сколько сил понадобилось Рейстлину, чтоб проехать этот десяток миль, но, когда они остановились у гостиницы, он уже не возражал, чтоб Карамон осторожно снял его с седла и отнёс внутрь.
Антимодес сразу засуетился, заказывая лучшую комнату из имеющихся. Не обращая ни малейшего внимания на бормотание Карамона о том, что им прекрасно подойдёт самая простая и скромная комнатка, архимаг вихрем пронёсся по гостинице, отдавая различные приказания, но, не забыв первым делом заказать куриный бульон для изнемогающего Рейстлина.
Карамон надёжно уселся у кровати брата, не спуская с него внимательных глаз, готовый в любой момент исполнить любое его желание. Это так взбесило Рейстлина, что через некоторое время он слабым голосом попросил брата убраться вниз и дать ему спокойно отдохнуть.
Он действительно мечтал забыться в спасительном сне, но тот упрямо не шёл. Мозг Рейстлина был активен и быстр, только немощное тело упрямо подводило его. С лёгкой завистью юноша подумал, что Карамон сейчас внизу и наверняка флиртует с каждой служанкой и пьёт слишком много эля. Антимодес, конечно, тоже там, собирает информацию, вынюхивает всё, что можно узнать. То, что архимаг Ложи Белых Мантий является негласным информатором Пар-Салиана, ни для кого в Вайретской Башне не было секретом. Впрочем, это особо и не скрывалось.