— Я не уверен, — наконец признался Рейстлин. — Наверное, это как-то связано с тем, что мы близнецы. Тут ничего подозрительного и зловещего, Карамон, если ты об этом думаешь. Ты просто проводишь меня к Башне и подождешь там, пока я закончу с Испытанием. А потом мы вместе вернемся домой.

Представив себе триумфальный путь назад в Утеху, Рейстлин снова воспрял духом, и его надежды возросли до необычайных высот, хотя минуту назад его лучезарное настроение слегка омрачилось.

Карамон скорбно покачал головой.

— Мне это не нравится. Я думаю, ты должен обсудить все это с Танисом.

Терпение Рейстлина лопнуло.

— Я тебе повторяю, мне запрещено обсуждать это с кем-то еще, Карамон! Ты можешь это вдолбить в свой тупой череп?

Карамон заметно обиделся, но не сдался.

Рейстлин поднялся с качалки. Сжав кулаки, он навис над братом, сверля его взглядом и проговорил страстно и яростно:

— Мне приказано хранить этот секрет, и я сохраню его. И ты тоже так сделаешь, братец. Ты ничего не скажешь об этом Танису. Ты ничего не скажешь об этом Китиаре. Ты ничего не скажешь об этом Стурму или еще кому-то. Ты понимаешь меня, Карамон? Никто не должен знать!

Рейстлин остановился, сделал вдох и сказал так тихо, что в его искренности не могло быть сомнений:

— Если ты расскажешь кому-то — если лишишь меня этого шанса — то у меня не будет брата.

Карамон побелел.

— Рейст, я…

— Я отрекусь от тебя, — продолжал Рейстлин, зная, что клинок должен уколоть в самое сердце. — Я покину этот дом и никогда не вернусь. Твое имя никогда не будет произноситься в моем присутствии. Если я увижу, что ты идешь мне навстречу по дороге, я повернусь и пойду в обратную сторону.

Карамон был глубоко задет. Он затрясся, как будто слова, ранившие его, были стрелами с наконечниками из чистой стали.

— Наверное… это много… для тебя значит… — сломленно сказал Карамон, опуская голову и глядя на свои стиснутые до побелевших костяшек руки.

Рейстлин смягчился при виде огорчения брата. Но Карамона было необходимо заставить понять. Опустившись на колени рядом, Рейстлин погладил брата по курчавым волосам.

— Конечно, это очень много значит для меня, Карамон. Это значит для меня все! Я трудился и учился почти всю свою жизнь ради этой возможности. Что бы ты хотел, чтобы я сделал — отказался от нее, потому что это опасно? Но ведь сама жизнь опасна, Карамон. Выйти вон из той двери на улицу опасно! Ты не можешь укрыться от опасности. Смерть парит в воздухе, вползает через открытое окно, приходит с рукопожатием странника. Если мы перестаем жить из-за страха перед смертью, то мы уже умерли.

— Ты мечтаешь стать воином, Карамон. Ты тренируешься с настоящим мечом. Разве это не опасно? Сколько раз вы со Стурмом чуть не срезали друг другу уши? Стурм рассказывал нам о молодых рыцарях, которые погибали на турнирах, проводившихся, чтобы испытать их мужество и проверить, достойны ли они зваться рыцарями. Но если бы тебе представилась возможность сразиться на таком турнире, разве ты не согласился бы?

Карамон кивнул. На его сжатые кулаки капнула слеза.

— Я делаю то же самое, — мягко сказал Рейстлин. — Лезвие должно быть закалено в огне. Ты со мной, брат мой? — Он положил руку на руки Карамона. — Ты же знаешь, что я был бы на твоей стороне, если бы тебе пришлось биться, чтобы доказать свою храбрость.

Карамон поднял голову. Его глаза светились новым уважением и восхищением.

— Да, Рейст. Я с тобой. Теперь, когда ты все объяснил, я понимаю. Я никому не скажу ни слова, обещаю.

— Хорошо, — облегченно вздохнул Рейстлин. Его волнение улеглось. Спор с братом отнял у него все силы, и он ослабел и устал. Ему хотелось лечь и остаться одному в тишине и уютной темноте.

— Что мне сказать остальным? — спросил Карамон.

— Что хочешь, — ответил Рейстлин с полдороги в свою комнату. — Мне все равно, лишь бы ты не сказал правду.

— Рейст… — Карамон помолчал, потом спросил: — Ты бы не сделал того, что сказал, правда? Не отрекся бы от меня? Не сказал бы, что у тебя больше нет брата?

— Ой, не будь таким идиотом, Карамон, — сказал Рейстлин и пошел спать.

4

На следующий день Карамон сообщил Стурму, что ни он, ни его брат не могут сопровождать его в Соламнию. Стурм пробовал спорить и уговаривать Карамона, но тот был непоколебим, хотя и не дал никакого внятного объяснения столь внезапной перемены решения. Стурм заметил, что Карамон был взволнован и чем-то озабочен. Решив, что Рейстлин отказался идти и запретил брату отправляться без него, Стурм больше ни словом не обмолвился об этом, хотя сильно обиделся.

— Если тебе нужен опытный спутник, Светлый Меч, то я сама пойду с тобой, — предложила Китиара. — Я знаю самые короткие и удобные пути на север. К тому же я слышала, что там всякое творится. Опасно путешествовать в одиночку, и раз уж мы оба идем в одном направлении, будет разумно пойти вместе.

Троица сидела в Последнем Приюте и распивала эль. Заглянув к братьям, Кит сразу поняла, что близнецы что-то затевают, и разозлилась, когда они принялись утверждать, что ничего особенного не происходит. Зная, что она и клещами ни слова не вытянет из Рейстлина, Китиара рассчитывала добиться правды от более уступчивого Карамона.

— Я буду рад путешествовать с тобой и Танисом, Китиара, — сказал Стурм, оправившись от изумления, которое вызвало у него ее предложение. — Я не спросил тебя об этом сам только потому, что думал, что Танис планировал сопровождать Флинта летом в его путешествии, но…

— Танис не идет со мной, — решительно сказала Кит. Она допила свой эль и громко крикнула официантке, чтобы та принесла еще.

Стурм кинул взгляд на Карамона, не понимая, в чем дело. Танис и Китиара были вместе всю зиму. Их отношения, казалось, стали ближе и теплее, чем когда-либо.

Карамон покачал головой, показывая, что тоже ничего не понимает.

Стурм забеспокоился:

— Я не уверен…

— Отлично. Договорились. Я иду, — сказала Кит, отказываясь слушать возражения. — Теперь, Карамон, расскажи мне, почему ты и этот твой братишка-колдунишка не идете с нами. Путешествовать вчетвером было бы безопаснее. К тому же на севере есть люди, с которыми я хотела бы вас познакомить.

— Как я уже говорил Стурму, я не могу пойти, — сказал Карамон.

Его обычно жизнерадостное лицо было серьезным и печальным. Он не отпил ни глотка из своей кружки, в которой эль уже давно выдохся. Отодвинув ее в сторону, он встал, кинул монету на стол и вышел.

Он чувствовал себя неуютно с Китиарой. Он обрадовался тому, что она уходит, и испытал облегчение, узнав, что Танис не идет с ней. Он часто чувствовал, что ему стоит рассказать Танису правду о той ночи, рассказать ему, что это Кит убила Джудит, что она уговаривала Карамона свалить вину на Рейстлина, позволить Рейстлину умереть.

Она утверждала, что пошутила. И все же…

Карамон вздохнул. Она уйдет, и если удача будет к ним благосклонна, то она никогда не вернется. Карамон беспокоился за Стурма, которому предстояло путешествовать в компании Кит, но после недолгих размышлений он пришел к выводу, что молодой рыцарь, помешанный на соблюдении Клятвы и следовании Мере, сможет о себе позаботиться. К тому, как сказала Кит, путешествовать в одиночку было небезопасно.

Больше всего Карамон тревожился о Танисе, которого, как он думал, ужасно ранит решение Кит уйти. Карамон справедливо рассудил, что отношения были порваны по инициативе Китиары, неугомонной зачинщицы всех ссор.

Только Рейстлин узнал, как все было на самом деле.

Хотя у Рейстлина было еще несколько месяцев перед путешествием в Башню, он сразу же начал делать приготовления. Одним из них стала починка кожаного ремешка, который держал кинжал на запястье Рейстлина, скрывая его под рукавом одеяния. Предполагалось, что при незаметном движении рукой кинжал скользнет, незамеченный, в ладонь мага.

По крайней мере, так оно должно было работать. Запястье Рейстлина было намного тоньше запястья военного мага, который носил этот нож. Когда Рейстлин попробовал надеть это приспособление, сами ножны упали ему в руку. Кинжал же грохнулся на пол. Он отнес его Флинту, надеясь, что гном сможет подладить ремень по длине.