Кит- Канан пристально взглянул на брата с выражением, к которому Ситас не привык. Раненый заговорил:

— Позволь мне сделать одну вещь, прежде чем ты уйдешь. Это может помочь тебе в пути.

— Что это?

Кит отказался объяснять, но потребовал, чтобы брат принес ему побольше сосновых веток — зеленых, не таких, какие использовались на дрова.

— Лучше, чтобы они были толщиной с твой большой палец, и как можно длиннее.

— Зачем? Для чего тебе это?

Брат вел себя загадочно, но Ситас с рассветом охотно отправился на сбор веток. Остаток дня он провел, собирая провизию для первого этапа своего пути, проверяя снаряжение и бросая исподволь взгляды на брата. Кит-Канан делал вид, что не обращает на него внимания, обстругивал сосновые ветки, сплетал их в плотные связки и даже вытягивал нити из своего шерстяного плаща, чтобы прочнее связать прутья.

Незадолго до заката Кит-Канан протянул Ситасу законченное творение. Он соорудил два плоских предмета, овальных по форме, длиной около трех футов, а шириной со ступню ноги. Ветки были сплетены между собой, образуя решетку.

— Замечательно, Кит, просто удивительно. Я никогда не видел ничего подобного! Но… что это?

Кит- Канан улыбнулся, довольный собой.

— Я научился делать такое в ту зиму, что провел в Диком Лесу.

На мгновение улыбка застыла у него на губах. Воспоминания о том времени были неразрывно связаны с Анайей, о счастье, которое досталось им на долю, и о странной судьбе, что постигла ее. Моргнув, он продолжал:

— Это снегоступы.

Ситас сразу же понял, зачем они нужны.

— Я должен прикрепить их к сапогам, верно? — догадался он. — А затем буду ходить, оставляя следы на снегу, словно гигант?

— Ты будешь удивлен, обещаю. С их помощью ты сможешь ходить, не проваливаясь в снег, даже по самым глубоким сугробам.

Ситас, не теряя времени, натянул сапоги и прикрепил к ним снегоступы несколькими полосками ткани, которые Кит оторвал от плаща. Выходя из пещеры, он споткнулся и растянулся на снегу, но быстро отряхнулся и направился к лесу, чтобы опробовать снегоступы.

Хотя он чувствовал себя в снегоступах немного странно и из-за них ему пришлось идти более широкими шагами, чем обычно, он, прежде чем вернуться в пещеру, целый час ходил, ковылял и пробирался через сугробы по лесу.

— Большие Ноги! — приветствовал его Однозубый у входа, сидя на своем обычном месте.

— Хорошие ноги! — ответил Ситас, дружелюбно похлопав великана по локтю.

Кит выжидательно взглянул на него.

— Они превосходны! С ними намного легче идти!

Кит, глядя на восторженного брата, был вынужден признать, что Ситас больше не нуждается ни в чьей помощи, чтобы бороться с холодной высокогорной зимой.

Решив начать свои поиски хорошо отдохнувшим, Ситас попытался заставить себя заснуть. Но, хотя он закрыл глаза, разум его бодрствовал и метался между страхом и надеждой. Этот хаос не давал ему заснуть много часов. Он слышал, как храпит Однозубый у входа в пещеру, и видел, что Кит мирно спит по ту сторону очага.

Наконец, когда перевалило за полночь, Ситас уснул, и сны его были радостными и яркими, а в голубых небесах летало множество грифонов.

В чаще замерцали желтые глаза, неотрывно глядя на угасающий огонь у входа в пещеру. Волк подполз ближе, подавляя желание зарычать.

Животное заметило и учуяло стража, спящего у входа. Хотя дикий зверь был огромен — размером с пони — и весил более трехсот фунтов, он не осмелился напасть на горного великана.

К тому же огонь заставил его остановиться. Он уже обжигался однажды и хорошо помнил жуткое прикосновение пламени.

Волк беззвучно прокрался обратно в лес. Когда он отошел на безопасное расстояние от пещеры, то перешел на мерные скачки, легко проносясь по снегу.

Но в пещере осталась пища. Во время голодной зимы свежее мясо было редкостью в этой горной стране. Волк вспомнил, что, блуждая по долинам, он встречал подобные существа. Когда соберется вся стая, они еще вернутся сюда.

Первый поход Ситаса — на запад — длился почти четыре недели. Он продвигался вдоль заметенных снегом хребтов и по голым, окруженным скалами долинам. Он не встречал никаких признаков жизни, кроме редких следов выносливых горных овец или движущейся точки — орла, парящего в вышине.

Ситас путешествовал один, уговорив Однозубого — лишь после многих сложных гримас, пантомим, угроз, просьб — остаться и охранять Кит-Канана. С каждым днем одиночество казалось ему все тяжелее и превратилось в давящее, грызущее отчаяние.

Ежедневно его терзал ветер, и часто мир скрывался за завесой летящего снега. Теперь он понял, что несколько дней ясной погоды, последовавшей за ранением Кита, были счастливым исключением. Наступала свирепая зима, обрушивая на него снег, трещало ледяное крошево.

Он продвигался на запад, пока, наконец, не оказался на высоком хребте и не увидел, что местность понижается, переходя в предгорья, а за ними в равнины. Там нечего было искать горное убежище грифонов. Он двинулся обратно к Кит-Канану и Однозубому несколько другим путем, чем сюда, но по-прежнему ничего не обнаружил.

Он нашел брата и горного великана в хорошем настроении, с большими запасами мяса. Хотя Кит пока не мог передвигаться, нога его, по-видимому, хорошо заживала. Со временем к ней должна была возвратиться прежняя сила.

Проведя ночь в тепле и подкрепившись свежеприготовленным мясом, Ситас начал поиски в северном направлении. На этот раз поход занял еще больше времени, так как горы Халькист протянулись далеко с севера на юг. Однако после двадцати пяти дней поисков он оставил позади самые высокие кручи. Хотя впереди лежала гористая и пустынная местность, со своего высокого наблюдательного пункта он видел, что там нет высоких гор, которые так живо описывал Кит-Канан, рассказывая о своем сне. По-видимому, на севере грифонов нет.

Возвращение в лагерь заняло еще десять дней, и он шел по более возвышенной, но такой же пустынной местности. Единственными живыми существами, встреченными им, оказались олени. Он наткнулся на стадо случайно и наблюдал, как они спешат прочь, с трудом пробираясь через глубокий снег. С чувством, близким к жалкому отчаянию, он, еле волоча ноги, перевалил через последний хребет и вернулся в уютный лагерь.

Однозубый радостно приветствовал его, а Кит-Канан выглядел более сильным и здоровым, хотя нога его по-прежнему была в неудобном лубке. Брат трудился над замысловатым костылем, но пока еще не пытался им пользоваться.

Пища уже заканчивалась, и Ситас остался на несколько дней, чтобы выследить и убить жирную важенку. Вернувшись в лагерь с добычей, он в изумлении увидел, что Кит ждет его у входа в пещеру, стоя на ногах.

— Кит! Твоя нога! — воскликнул он, роняя тушу и торопливо подбегая к брату.

— Болит, словно все пламя бездны жжет ее, — проворчал Кит, но, стиснув зубы, заставил себя улыбнуться. — Однако я могу стоять с помощью костыля.

— Теперь называю тебя Три Ноги, — резонно заметил Однозубый.

— Верно! — согласился Кит-Канан, по-прежнему скрежеща зубами.

— Мне кажется, это нужно отметить. Как насчет талого снега и оленины? — предложил Ситас.

— Великолепно, — согласился Кит-Канан.

Однозубый счастливо забормотал, разделяя воодушевление братьев, и все трое наслаждались вечерним пиром. Великан первым утомился, и вскоре он уже громко храпел на своем обычном месте снаружи пещеры.

— Ты снова собираешься в путь? — тихо спросил Кит после долгого молчания.

— Я должен, — ответил Ситас. Оба знали, что иного выбора нет.

— Это последний шанс, — заметил Кит-Канан. — Мы прилетели с юга, а теперь ты осмотрел север и запад. Если эта долина не найдется где-то на востоке, мы должны будем признать, что вся эта затея — лишь дорогостоящий воздушный замок.

— Я еще не готов сдаться! — ответил Ситас более резко, чем хотел.

По правде говоря, подобные подозрения таились в его подсознании уже много дней. А что если он не найдет грифонов? А что если они будут вынуждены возвращаться в Сильваност пешком — ведь они смогут отправиться в такое путешествие лишь поздней весной, когда растает снег, и оно займет месяцы. И как они смогут вернуться с пустыми руками, потратив столько времени?